deutschland 2020
Разумеется, новый тоталитаризм вовсе не обязан походить на старый. Управление с помощью дубинок и расстрелов, искусственно созданного голода, массового заключения в тюрьмы и массовых депортаций является не просто бесчеловечным (никто теперь особо не заботится о человечности), но и явно неэффективным, а в наш век передовой техники неэффективность, непроизводительность — это грех перед Святым Духом. В тоталитарном государстве, по-настоящему эффективном, всемогущая когорта политических боссов и подчиненная им армия администраторов будут править населением, состоящим из рабов, которых не надобно принуждать, ибо они любят свое рабство.
Олдос Хаксли, "О, дивный новый мир"

ВИЛЬГЕЛЬМ ВЕБЕР (WILHELM WEBER)

stellan skarsgard ^only
заявка от Albrecht Weber

biography

Ты с молодости мечтал охранять порядок на улицах города. Это была обыкновенная благородная мечта юноши-максималиста, который по наивности не понимал всей сути этого мира. Сейчас тебе 62 года, и ты полковник Гемайншафт в отставке. Ты изменил свои представления о Германии и стал служить не столько людям, сколько начальству и канцлеру.
Каких-то пару лет назад тебя перевели из обычной полиции в тайную, приближенную к самому канцлеру. Ты стал одним из самых пугающих людей Единого Европейского государства. Тебя все знали, тебя все боялись. Потому что для Новой Эпохи ты стал палачом. Я бы тоже боялся тебя, если бы ты не был моим отцом.
Тридцать пять лет назад ты женился на маме. Через год родился мой старший брат, Эдгар. Он был твоей надеждой, что имя Вильгельма Вебера и дальше будет на устах у общества. Но Эдгар рос бунтарем, не желавшим ничего получать из рук отца. Когда Маргарет, мама, забеременела вновь, уже мной, ты снова загорелся надеждой, но в возрасте пяти лет врач-психиатр поставил мне неутешительный диагноз - синдром Аспергера.
Ты не выносил меня. Возможно, где-то глубоко в душе ты меня любил, но, видимо, слишком глубоко, чтобы я заметил. Дни и ночи я проводил в своей комнате, вдали от семьи, которая каждый вечер собиралась за обеденным столом. Вместе. Но меня ты не мог терпеть, потому что я был... дураком? Идиотом? Дауном? Я не знаю, как ты меня называл, папа. Я чувствовал твое раздражение, но никогда не требовал больше, чем ты мог дать.
Когда Эдгар съехал, я не мог оставаться с тобой и мамой один на один, поэтому уехал жить к нему и остался под его крылом. Иногда мы видимся с тобой, ты правда пытаешься наладить контакт, я чувствую, но нам трудно. Учитывая, что теперь, когда я душой и сердцем принадлежу Черному шторму, мы стоим по разные стороны баррикад.

temper

Я хочу видеть жестокого, сурового и серьезного отца, который требует порядка и подчинения. Ты полковник Гемайншафт, пусть и в отставке. Ты убил много людей, ты искалечил столько судеб. В семье ты глава, которой следует беспрекословно подчиняться. При чужих ты сдержан, но в кругу семьи - как порох. Готов вспыхнуть от одной искры.

relations

Ты мой отец. Я твой позор. Сынок с синдромом Аспергера для тебя - наказание. Ты строг со мной, способен даже ударить, а я никогда на тебя не обижаюсь - просто не умею. Нельзя сказать, что ты ненавидишь меня, но у нас не слишком близкие отношения, старшего сына, Эдгара, ты любишь больше, ведь он образцовый наследник, хоть и пошедший не по твоим стопам.

more

Хочу предупредить, что принципиально не давлю из себя простыни. Пост в 15 строк для меня - норма. Могу писать больше или меньше, но разливаться мыслею по древу не буду. Если вы считаете короткий пост оскорблением своих чести и достоинства, то вам другая дорога.

example of post

Альтернатива

Еще два месяца назад Черный Шторм был готов к великим свершениям. Еще два месяца назад толпа ожесточенных террористов могла запросто развалить правительство изнутри, уничтожить все, что их не устраивало – этого не произошло. Месяц назад Альбрехт проводил много времени перед мониторами, воруя у крупных банков огромные суммы и отдавая деньги Оливеру – все, до последней марки . Месяц назад Альбрехт еще был частью общества, частью команды, а теперь...
Теперь он искал убежища в том самом месте, где, не отходя от ноутбука, совершал громкие и дерзкие преступления. Тишина никогда не давила на него так сильно, как сейчас. Обычно целебное молчание стен сейчас казалось настоящими тисками, которые сжимали мышцы до судорог. Но штаб Черного Шторма и по сей день оставался для Вебера самым безопасным местом, где ему не посмеют навредить.
Кузнечик медленно спустился в давным-давно брошенный ночной клуб и осторожно прикрыл за собой дверь. Разбросанные по диванам и столам вещи, хлам в углу, картины набекрень – ощущение хаоса наполняло помещение и вселяло тревогу. Шаги Вебера звучали в тишине комнаты четко и слишком громко. Неестественно громко.
Ни единой души. Никто, кроме Берта, не вернулся в этот богом забытый дом, чтобы вновь объединиться в нелегкой борьбе против государства. Правду сказать, Альбрехт тоже не был воином революции... единственной причиной тому, что он присоединился к группе, было нелегкие часы одиночества. Черный Шторм стал первой компанией, в которую он влился без катастрофических проблем. Здесь были все свои. Никто не давил, никто не трогал, никто не смотрел с презрением только потому, что ты не такой.
«Ты не такой, - говорила мама, - ты особенный. Ты должен гордиться тем, что ты особенный».
Только вот сама она сгорала от омерзения, когда Альбрехт позорился на открытых уроках в школе.
«Черный шторм» отличался толерантностью. Эти люди знали, что делают общее дело, поэтому им необходимо было сплотиться. Возможно, именно разрозненное Сопротивление, которое никогда не слыло дружной общиной, и развалило группу. Точно.
Их убирали по одному. Все началось с того, что, когда стало особенно жарко, Эдгар избрал другой путь – он предал доверие брата и перешел на сторону капитализма. Так Берту сказала Уна, правда говорила она особенно горячо и не скупясь на выражения. Предательство, наверное, сильно ее задело. Альбрехт же не испытывал по этому поводу сильных эмоций – чувства всколыхнулись только тогда, когда дуло вальтера, принадлежавшего Вильгельму Веберу, уставилось прямиком на младшего из сыновей. Тогда действительно что-то внутри екнуло – стало больно.
Впервые Кузнечик не сомневался, что поступил правильно. Впервые он был полон несокрушимой решимости, потому что руководствовался принципом «или я их, или они меня». Если бы он не колебался мгновение, Альбрехт совершил бы самую страшную ошибку в своей жизни, но в место этого пистолет Уны будто бы взорвался выстрелом. Сначала стало страшно, но после пришло осознание того, что так оно и должно быть. Так рассудил случай. Уна спасла ему жизнь.
После того случая Вебер ничего не слышал об этой девушке без бровей. Да и не особо интересовался.
В штабе было холодно. И одиноко. Особенно одиноко – и от этого страшно. На улице происходило нечто ужасное и непонятное. Берлин вспыхнул пламенем войны так скоро, будто кто-то открыл в Германии газ и зажег спичку. Это был настоящий взрыв паники. Массовые убийства. Репрессии. Расстрелы.
Альбрехт забрался на диван с ногами и обнял свои колени. Сколько времени провел он в таком положении, Берт не знал, но скрип двери заставил его поднять голову. Белокурая леди, нередко приходившая после смерти Марианны в обществе герра Рихтера, осторожно ступила внутрь.
И вот теперь Альбрехт греется в ее машине, прислонившись лбом к стеклу. Он не знает, куда направляется автомобиль – и ему это не важно.
Даже если прямиком в лапы полиции.

НИКОЛЬ БРАНДТ (NICOLE BRANDT)

emma roberts
заявка от Lars Baader

description

Бывшая наркоманка, не раз привлекавшаяся за хулиганство. Золотой ребенок, которого в детстве сильно избаловали родители, и теперь она думает, что ей все дозволено. До сих пор иногда покуривает косячок, но конкретно крышу не сносит - просто получает удовольствие. Зависимостью больше не страдает - вложенные в ее лечение отцовские деньги полностью окупились.
В Черном шторме занимается активным терроризмом - без идеологии, развлечения ради.

relations

Как насчет банального животного секса? Шучу. Не только он. У нас страстные отношения. Мы только познакомились, но уже грыземся как кошка с собакой. Это не мешает нам в порыве алкогольного опьянения притащить другого к себе домой и выдирая из головы клоки волос отдаться необузданной страсти :D

more

Единственное, о чем прошу - не делать из нее ранимую непонятую душу, которая днем ведет себя как сука, а ночью плачет в подушку от одиночества.

example of post

Скрытый текст

«Блять, блять, блять!»
Зубодробительная сцена возни у тела. У тела, которому только что вышибли мозги. У тела, одетого в полицейскую форму. Всей пятерней сжимая окровавленную биту, Ларс копошился возле трупа. Казалось бы, что? Грохнул полицая – вали, так бы поступил любой несообразительный идиот, попавший в подобное дерьмо. А вот Баадер себя к идиотам не причислял, поэтому мигом додумался, что просто так здесь тело оставлять нельзя.
«Блять, блять, блять!»
Гандон, одетый в спецовку, весил минимум тонну. После каторжного труда Баадера разжиревший от немецкого фастфуда мертвец переместился с тротуара в плотный черный мешок, подобный тем, что использовались в мастерской Ларса для упаковки автомобильных деталей. Основной проблемой теперь было устранение тех кровяных испражнений, которые оставил после себя профессионально упакованный «фараон». Вытирать кровищу пришлось незапятнанными штанами убиенного.
- Блять, Ларс, угораздило же тебя.
Все произошло слишком быстро, чтобы парень мог дать хоть какое-то адекватное объяснение произошедшему. После очередного митинга против Энгельберга на толпу набросились полицейские с оружием, они всеми силами разгоняли демонстрацию – применяли дубинки, пистолеты... даже конная полиция заявилась. Кто-то из товарищей сейчас доставлен в больницу с сотрясением, другому отстрелили ногу, третьего затоптала лошадь, испугавшаяся яростно настроенных молодых людей. А вот Ларсу повезло больше – он размозжил преследователю башку. Остатки того, что некогда было мозгом полицейского, стекали по деревянной бейсбольной бите. Мозг полицейского. Смешно.
А ведь Крафт просто не рассчитал силу удара. Единожды замахнувшись, автомеханик прервал жизнь этого толстяка, пытавшегося задержать демонстранта после митинга. Ну, пускай его теперь черти сгрызут.
Самое удивительное состояло в том, что Баадер не чувствовал ничего: ни угрызений совести, ни жалости к своей жертве, ни банального сочувствия к семье полицейского, даже приступ паники остался позади. Возможно, у того, кто лежал сейчас в мешке, были жена, дети, родители, но Ларс чувствовал банальное удовлетворение – это было его первым радикальным шагом к воздвижению анархического общества. Это был первый толчок к тому, что ждало его в жизни.
А сейчас перед ним стояла конкретная задача. Необходимо было избавиться от следов и подыскать себе убедительное алиби.
Сбросить тело посреди ночи в Шпрее было, пожалуй, самой лучшей идеей. Увесистый полицай мигом скрылся в водяных просторах, не оставив после себя и следа. Труп найдут где-то через три недели, он всплывет – надутый и посиневший, почти не узнаваемый. А там уж, когда «фараона» опознают, Баадер разберется. Еще как разберется.